ПоделитьсяПроект «Детские деревни SOS» работает более чем в 130 странах мира. В Петербурге тоже есть такая деревня. Здесь помогают детям-сиротам и детям, оказавшимся без попечения родителей. Помогают проблемным семьям. О том, с чем приходится сталкиваться подросткам, «Фонтанке» рассказала Мария Кузьмина, специалист по социальной работе Благотворительной организации «Детские деревни SOS – Пушкин».
Мы знаем проект «Детские деревни SOS», работающий более чем в 130 странах мира – когда дети-сироты и дети, оказавшиеся без попечения родителей, живут в семейных детских домах вместе с SOS-мамами. Но сироты в России – это, как правило, сироты при живых родителях, лишенных родительских прав. Профилактика сиротства, поддержка и помощь семье – это еще одно направление работы общественной организации. Помогают семьям, где есть проблемы у родителей с алкогольной и наркозависимостями, семьям, где есть ВИЧ-положительные родители или дети, тем, кто оказался в разных кризисных, а порой в критических ситуациях, тем, кто не может выбраться из бедности, многодетным, детям, сталкивающимся с конфликтами в семье и домашним насилием.
Мария Кузьмина – специалист по социальной работе Благотворительной организации «Детские деревни SOS – Пушкин», проводит тренинги с подростками, общается с ними, обсуждая и рискованное поведение, решение конфликтов, будущее ребят. Мария рассказала «Фонтанке» о том, какие проблемы она увидела за время работы. Мы не называем район города и школы, потому что проблемы типичны.
- Мария, с какими подростками вы работаете?
– Все подростки склонны к рискованному поведению, это особенность возраста. Сложнее с теми, кто сталкивается с непониманием в семье, при этом они могут сказать, что «родителям на меня плевать», они даже между собой обсуждают: «Вот мне мама позвонила», «А мне – нет, мне мама вообще редко звонит». Они отпускают шуточки про свое будущее – типа они вырастут и будут «бомжевать парами». Но если начать с ними серьезно говорить о будущем, то они, конечно, скажут – и какие профессии хотят получить, и чем заниматься.
Но все равно можно услышать и такое: одна девочка о том, что с ней будет через десять лет, сказала – к тому времени у нее будет ребенок, потом она выйдет замуж и родит еще одного. На мой вопрос про карьеру, она ответила, что нет, этого – то есть ребенка, потом замужества и еще одного ребенка – вполне достаточно. Был и другой ответ, когда подросток говорил, что через десять лет он будет ветеринаром, у него будет много животных и огромный дом. Когда я спросила про семью, он сказал, что семью вообще не хочет. Еще один ответил про свое будущее через десять лет – к тому времени он уже, скорее всего, выйдет из тюрьмы.
- Может, он пошутил так?
– Нет. Это сценарий семьи, у них отец для себя принял решение, что именно тюрьма ключевым образом изменила его жизнь. Типа он обдумал все и понял, что туда больше не хочет, взялся за ум. И в семье стал рассматривать рассказы о своем тюремном опыте как способ воспитания, говорить сыну, что если он будет так себя вести – не ходить в школу, не ночевать дома, попадать в полицию, то он рано или поздно окажется в тюрьме. Я этому мужчине говорю: вы же делаете этот сценарий вероятным, когда постоянно только про зону и говорите, за время нашего десятиминутного общения даже я сейчас узнала о тюремном мире больше, чем я вообще хотела бы знать.
- А сколько мужчине лет?
– Около сорока. Но среди родителей «трудных» подростков есть еще более молодые люди, чуть старше тридцати. Эти подростки, как правило, старшие дети в семье, дома есть совсем малыши, на которых и обращено внимание родителей, вторых-то детей они завели не в юном, а уже в более сознательном возрасте, а старшие как-то выросли сами по себе.
- И у женщин – мам таких подростков, это нередко вторые браки?
– Да. Но я бы сказала, что в работе с семьями вопрос чаще упирается в желание и готовность принимать нашу помощь. К детям прийти легче – через школу, через живой контакт, а до родителей дойти сложнее, даже когда мы видим, что в семье есть трудности. Мы готовы с семьями работать, но нередко много времени и сил уходит на то, чтобы просто увидеться с родителями. И это понятно, потому что для людей дом и семья – это их территория, их крепость, очень страшно кого-то туда допустить.
И еще есть стереотип, что если ты просишь помощи, впускаешь в свою семью, то у тебя проблемы, ты плохой родитель. И этот стереотип очень мешает. К тому же люди не умеют принимать помощь, не готовы принимать ее, искать ее, если она действительно требуется. И совсем необязательно семья должна быть неблагополучной, ведь подросткам бывает трудно в любой семье – таковы особенности возраста.
- Учителя к вам не обращаются за помощью?
– Учителя обращаются за помощью, чтобы мы поработали с классами или отдельными детьми, но и самим учителям непросто. Поэтому мы запустили тренинги по профилактике профессионального выгорания педагогов. Я заметила, что очень часто разговоры подростков и учителей идут через крик, учителя кричат, а у детей выработалась броня. В одной очень хорошей школе была ситуация, когда при мне педагог кричала на подростка пять минут. Это было очень долго, очень громко, мне самой уже стало неловко. Я потом спросила подростка, как он себя чувствует после такого. А он в ответ: «Хорошо, настроение игривое». Он привык к такого рода общению с педагогом, к сожалению.
Когда достучаться до детей не удается, учителя, не видя иного выхода, называют их моральными уродами, вслух. И ведь через какое-то время дети к этому привыкают и сами считают, что да, вот они такие. И что в таком случае с них взять, спрос какой.
- Учителя осознают, что с ними это самое профессиональное выгорание происходит?
– Мы только начинаем тренинги с учителями, но уже заметили, что дело не только в самой личности педагога и его работе, а в системе в целом. Они чувствуют себя в ситуации, когда они всем должны, а о них никто не заботится. У нас прошли тренинги с двумя группами учителей, и поначалу было много сопротивления с их стороны – они говорили, что тренинг длинный, а он действительно длинный, около четырех часов, а у них работа, отчеты, семьи дома. Поэтому многие ушли в самом начале. Но те, кто остался, благодарили, говорили, что для них важна забота, готовность их выслушать. Им оказалась важна эта возможность уделить время самим себе, поговорить о собственных эмоциях, целях, проблемах. Это люди со своими травмами, утратами. Но у них тоже зачастую нет навыка обращения за помощью. Они привыкли, что они – педагоги, все сами знают лучше всех. У них нет ни времени, ни денег, чтобы обращаться к специалистам, которые могли бы работать с ними по профилактике профессионального выгорания, вообще оказывать им психологическую помощь.
Пока за кадром разговора с Марией осталась такая тема как школьный буллинг, который сейчас тоже стал одной из серьезных проблем. Но самое важное, о чем хотелось бы еще раз напомнить, – не нужно бояться принимать помощь, не надо бояться признаться, что в семье есть проблемы, что самим не справиться. В этом нет ничего стыдного, и это совсем не значит, что вы – плохой родитель. Помощь посить можно и нужно, и она придет.
Галина Артеменко, «Фонтанка.ру»